Это, в общем-то, мастер‑класс. Психолог Лена Фейгин проделывает большущую работу, чтобы выдернуть своих пациентов из колеи внутрисемейных заблуждений. Они, конечно, могут угодить потом в какую‑нибудь другую колею. Но ничего, не страшно, если есть разрешение на ошибки. Обнадеживающий мастер-класс. (Все персонажи и истории вымышлены и являются собирательным образом, нежели чьей-то частной жизнью)
«У ума, как у проселочной дороги, есть своя проторенная колея». Оноре де Бальзак
Нелли не знала, что можно было жить по-другому, колея ее жизни была предопределена — сначала родителями, потом отчасти школой. За порогом школы образовывалась большая черная дыра под названием «будущее», и она не понимала, что ей делать. Все решения за нее до этого момента принимали мама и папа. Любые попытки самостоятельно мыслить пресекались сразу же со ссылкой на отсутствие жизненного опыта, но без объяснения, где этот пресловутый жизненный опыт получать и как он должен сформироваться, если все решения тебе выдают в готовой форме. Чем ближе подступали выпускные экзамены и ЕГЭ, тем больше нарастала тревожность.
Мне позвонила Неллина мама с запросом помочь дочери-подростку и с немедленным пояснением, что от дочери требуется как результат нашей с ней работы. Мама и сама была взволнована происходящим, но помимо волнения в голосе проскакивали нотки стыда за то, что она как мать, видимо, не справилась. На консультацию я пригласила их вдвоем с предложением и папе присоединиться хотя бы к первой встрече. Глава семейства считал, что затея ходить к психологу не самая лучшая, но за неимением альтернативных вариантов был согласен отправить дочь. Считая себя нормальным и вполне сбалансированным человеком, он смысла в совместном посещении видел немного, но ради эксперимента тоже согласился прийти. И вот одним теплым весенним утром эта троица зашла в мой кабинет. Каждый из них сел в отдельное кресло, было видно, что нервничают все трое, но каждый по-своему. Также было очевидно, что по вопросу, по которому они пришли, у каждого есть свое твердое мнение. И мы начали циркулярное интервью, которое помогает выявить динамику внутри семьи. Иногда уже на первой встрече такое интервью помогает приоткрыть завесу проблематики, которую на самом деле нужно решать.
Все начиналось спокойно, сначала папа, а потом и мама рассказывали, как их шестнадцатилетняя дочь прекрасно справлялась в школе, получая пятерки и похвалу со стороны учителей, и как за последний год вдруг поменялось ее поведение и она из активной отличницы превратилась в антисоциального ребенка. Девочка закрыла дверь в свою комнату и старалась не выходить оттуда вечерами и не вступать в коммуникацию с родителями. По внезапно испортившимся оценкам и звонкам из школы родители, которые вначале не обратили на закрытую дверь внимания, понимали, что происходит что-то нехорошее. Они пытались разговаривать с Нелли и расспрашивать ее по поводу того, что происходит, но кроме ответа, что она переживает из-за ЕГЭ, ничего другого от нее не слышали. Как результат, был нанят лучший репетитор города по ЕГЭ, но, кроме потраченных дополнительных часов на занятия, ничего не поменялось. План поступления в престижный вуз и даже потенциальной учебы за границей медленно проваливался, потому что становилось не ясно, с каким результатом Нелли окончит школу и сдаст ли она ЕГЭ в принципе. Ее нежелание обсуждать этот вопрос с родителями повергал их в тотальный шок, и они с трудом сдерживали свое раздражение на ее «угу» и «ага», которыми она демонстрировала свое согласие с их описанием проблемы.
Вырисовывалась следующая картина: вопрос учебы волновал маму, которая проговаривала, что девочки в современном обществе должны быть образованны и с хорошей специальностью. Она несколько раз упомянула про независимость, как финансовую, так и в целом, и о том, что у нее, в отличие от Нелли, выбор не был таким большим и что она готова во всем подключиться и заниматься вопросом поступления вплотную. Мама была молодой женщиной до пятидесяти, в прошлом с большой карьерой и осознанным выбором работать меньше и заниматься в основном консультированием. Она смотрела на дочь с любовью и с желанием прожить этот процесс вместе с ней или за нее. Когда мама говорила, она смотрела либо в пол, либо на дочь, но не на мужа. Становилось очевидно, что в этом вопросе их мнения не совсем совпадают.
Глава семейства был немногословен, он только добавил, что согласен, что нужно дальше учиться, и что он поддержит любое решение дочери. Но также считает, что никакой катастрофы нет, если Нелли и вовсе не пойдет учиться в университет после школы. Пока он говорил, делая остановки на продолжительные паузы, складывалось ощущение, что он не думал про тему поступления, а, скорее, вовлекался в процесс, когда попадал в домашнее поле и взаимодействовал с женой и дочерью.
Когда очередь дошла до Нелли, она сначала молчала, потом сказала, что вопрос учебы очень важный и что она просто не понимает, как ей принять решение о том, что она хочет. Потом она долго говорила про ЕГЭ и про то, насколько это сложный тест, про то, что в школе скучно, и про то, что с подругами ей перестало быть интересно. Но вся ее речь состояла из общих шаблонных фраз, как будто заученных для родителей и их спокойствия, о том, что процесс идет и в каком-то направлении она движется. Когда наша встреча подошла к концу, оставалось ощущение недосказанности, как будто каждый из членов семьи поговорил о том, о чем было нужно и о чем они договорились, но не сказал самого главного. Мама позвонила мне наутро и попросила назначить для Нелли индивидуальную сессию для продолжения работы с тревожностью.
На встречу Нелли пришла в совершенно разобранном состоянии, ее красивые, некогда причесанные волосы немного сбились, и аккуратность, которая присутствовала на первой встрече, уже не бросалась в глаза, наоборот, присутствовала подчеркнутая небрежность. Нелли как будто старательно пыталась сказать, что ее не волнует ее внешний вид в данный момент. Она присела в кресло и внимательно на меня посмотрела, было видно, что ей хочется что-то сказать, но она явно не собиралась делиться информацией вот так вот с ходу. Первый ее вопрос был на уточнение.
— Наши встречи проходят конфиденциально? — спросила она.
— Конечно, — ответила я.
— Мне хочется с вами посоветоваться. — Нелли практически шептала и сидела в напряжении, было видно, что этот разговор дается ей непросто.
Я внимательно ее слушала. Нелли рассказала, что примерно восемь месяцев назад она увидела у отца в телефоне СМС от какой-то девушки, которая сообщала ему, что больше не хочет делить его с его женой и чтобы он немедленно ушел из семьи к ней. Эта эсэмэска не давала Нелли покоя, и хотя прежде она никогда не задумывалась над отношениями родителей в этом ключе, в этот момент жизнь стала невыносимой. Она как будто разделяла этот секрет с папой, которого очень любила, с одной стороны, с другой — она очень злилась на него и считала, что он предал и ее, и маму. Рассказать маме о том, что она увидела, Нелли не могла, так как понимала, что это может не просто ее расстроить, но и привести к серьезным последствиям для всех членов семьи. Она просыпалась и засыпала с мыслями и фантазиями о том, кто эта другая женщина и что все это значит. Ей стало совсем не до школы, и она совершенно не могла обсуждать эту тему с подругами. За несколько месяцев молчания подруги перестали приходить к Нелли домой, она не хотела ходить по магазинам и обсуждать темы, связанные со школой и мальчиками, они не понимали ее молчания. Учеба начала идти побоку, но при этом странным образом сплотила родителей в попытке решить задачку под названием «поступление в институт». Казалось бы, мир, который был определен, страхи невозможности принятия самостоятельных решений и большое будущее рассыпались на маленькие кусочки разбитого зеркала, и фрагменты отражения жизни, которая должна была быть, застыли в этих обломках. Иногда ей казалось, что этой эсэмэски и вовсе не было и она придумала себе эту трагедию, но напрямую спросить папу она тоже не могла. Как будто, произнеся вслух то, что не давало ей покоя, эта, казалось бы, почти вымышленная история становилась реальностью.
Истории родителей всегда непростые для ребенка, пусть и повзрослевшего. Даже если внутренне, чисто по-человечески, хочется дать совет посадить родителей в ряд и поговорить с ними, чтобы не нести груз ответственности за их выбор, роль психолога не в советах, а в помощи сепарации от родителей и их выбора. Именно с этого мы и начали работу. Кропотливый путь определения зоны своей личной ответственности за принятие решения. Определение ответственности и выбора родителей, как вместе, так и по отдельности. Выбор каждого члена семьи и то, как этот выбор влияет на остальных. Дальше — работа над собственными желаниями, решениями, выстраиванием причинно-следственных связей и работа с ответственностью за принятые решения и обязательное разрешение на ошибки себе и разрешение на ошибки окружающим. Часто наше стремление к идеальности и идеализирование родителей, впрочем, как и беспрекословное принятие их решений, не оставляют нам возможности совершать эти самые ошибки, и мы тотально застреваем в непонимании, как это произошло и как жить дальше.
Мы работали над личной ответственностью и той ответственностью, которую Нелли взвалила на себя за отца, над механизмами принятия решений, над сепарацией от родителей и их сценариев, их выбора. Над тем, чтобы перейти на качественно новый уровень отношений и с папой, и с мамой, чтобы выстраивать коммуникацию на уровне «взрослый-взрослый». Этот нелегкий путь мы прошли все вместе, Нелли и ее родители. Со временем родители обратились за помощью в семейную терапию, но это уже совершенно другая история. А Нелли, отложив груз ответственности за родителей в сторону, поступила в вуз, в который хотела, и уже третий год с удовольствием в нем учится. Не все дается легко, но жизнь — это не одна-единственная колея, по которой мы идем, это множество дорог, из которых мы выбираем. Главное — понимать, что выбор есть и он свой у каждого.